Никита Игоревич Явейн: «Бесконечный поиск вариантов, непрекращающееся исследование жизни во всех её проявлениях – самое интересное в архитектуре»:
О тупике в искусстве, феномене разрушения и Конце Света
Александр Коротич, архитектор, художник, педагог, литератор – Сегодня мы находимся в трудно выразимом эмоциональном состоянии, в котором общество переживает систему кризисов – экономический, политический, культурный. Я попытался найти ответы на вопросы, откуда это все пришло, где мы оказались и что нас ждет?
Александр Коротич, архитектор, художник, педагог, литератор
– Сегодня мы находимся в трудно выразимом эмоциональном состоянии, в котором общество переживает систему кризисов – экономический, политический, культурный. Я попытался найти ответы на вопросы, откуда это все пришло, где мы оказались и что нас ждет?
В ХVIII веке, с приходом Великой французской революции, искусство было отчуждено от своего носителя, что вызвало появление новых институтов культуры: выставочных галерей, концертных залов, музеев.
И к рубежу ХIХ-XX веков культура сложилась как образ «милой гувернантки», которая терпеливо учит, мягко воспитывает, умеет выбрать лучшее и наиболее выигрышным способом презентовать его слушателям и зрителям.
Культура вчера и сегодня. А завтра?
Наступивший ХХ век странным образом меняет все на свете. И если есть объяснение произошедшим глобальным изменениям, то это усталость. Много тысяч лет художники стремились к идеалу красоты, жизнеподобию, реалистичности. Этот идеал, достигнутый еще в эпоху зрелого Возрождения, к концу ХIХ века стал не более чем пошлостью, что обозначило тупик в художественном мышлении.
Внутри искусства поднимается террористическая тенденция – футуризм, авангардизм, модернизм. ХХ век с его революциями и насилием был предопределен как век очищения и разрушения. Есть несколько произведений, обозначивших конец в развитии мировой культуры – «Черный квадрат» Малевича, четыре минуты тишины композитора Джона Кейджа, памятник человеку-невидимке и книга без текста.
Все они поставили предел тем или иным видам искусства. И дальше этого искусство пойти не может. Достигнуть предела можно лишь разрушая. Разрушение – вот ключевое слово в анализе искусства и культуры ХХ века. В конце века Стив Джобс сказал: « Я приветствую смерть как инструмент обновления» – и это манифест нового времени.
Что есть феномен разрушения? Это естественное любопытство ребенка, разбирающего игрушку, или это социальная болезнь, пославшая на верную смерть тысячи людей в Первую и Вторую мировые войны? Первый прецедент артистического разрушения был создан еще Геростратом, который через это прославился навсегда – и это показательно.
Созидание – это действие по преодолению мировой энтропии: мы все что-нибудь да делаем, и созиданием уже трудно удивить. Разрушение же является актом инстинктивно интересным, а разрушитель резко отличается от тех, кто создает. Эстетика разрушения пронизывает все современное (или актуальное, как это принято сегодня говорить) искусство, и цель этого процесса - уничтожение формы, уничтожение содержания, уничтожение смысла.
Все искусство до начала ХХ века вдохновлено или Богом, или человеком. Теперь же наступает «разбожествление» и «расчеловечивание» искусства. Часовня Нотр Дам дю Роншан Ле Корбюзье ломает симметрию в культовом сооружении, а человек становится лишь поводом для инсталляции или просто исчезает как таковой.
Бог, который был на протяжении столетий основой гармонии мира (мир симметричен, человек симметричен), низводится до роли «менеджера по духовным вопросам».
Ему просто отведен угол в храме, а его место занимает художник-творец. Традиционные храмы разрушаются, а их разрушители гордо фотографируются на фоне взорванных ими же церквей.
Разрушение использует разные приемы и средства. Художники уничтожают произведения других авторов и выставляют их останки как собственные арт-объекты. Патология, уродство, ущербность становятся привлекательными темами в современном искусстве.
Акт разрушения как основа для нового созидания?
Нарушение равновесия и гармонии – самый распространенный художественный прием ХХ века, цель которого - вызвать чувство тревоги, состояние неустойчивости в жизни. И часто этому способствует сама архитектура: вспомните здания Фрэнка Гери, этих архитектурных «уродцев», разрушающихся вне зависимости от воли породившего их архитектора.
Ирония, сарказм, гипер-натурализм и мистификация – сегодня уже привычные инструменты разрушения, поднятые на флаг постмодернизмом 80-х, и ныне не теряющие актуальности.
И, наконец, «пустота» (или «пространство», согласно архитектурной терминологии) и «простота» как идеология минимализма, разрушившая мифологию человеческого жилища с его привычным уютом и обилием любимых вещей. Можно ли жить в стерильном интерьере, напоминающем ритуальный зал крематория или медицинский склад?
Разрушение постепенно приводит общественное бессознательное к метафизике конечности и смерти. А та, в свою очередь, к эсхатологии – идее конца всего сущего. Впервые в истории культуры образ лика смерти становится главным изображением на долгие годы: череп украшает тортики, футболки, флэшки, детские ботиночки.
В чем здесь секрет? Я думаю, что это нагнетание апокалиптических символов создает ощущение, что «Конец Света» – не просто апофеоз разрушения, а, в определенном смысле, желанное и интересное явление для человека.
Вот настанет Конец Света – и сразу все плохое, наболевшее, надоевшее и безысходное закончится! Может, об этом говорит нам улыбка смерти?
Идея Конца Света ставит перед каждым нравственную проблему готовности к концу. Вот уже почти 100 лет это не дает нам покоя, заставляя задуматься о том, что преходяще и нуждается в отрицании, а что незыблемо отмечает нашу сущность в культурном пространстве нового века.
По материалам лекции, состоявшейся в Екатеринбурге в рамках фестиваля "Интерьер Возможностей-2013".
Комментарии