Интернет-журнал о дизайне и архитектуре
25 октября 2017 г.

Николай Переслегин: «Мы создаём пространство, за которое можем нести эстетическую ответственность»

Архитектор, сооснователь архитектурного бюро Kleinewelt Architekten, член Союза архитекторов России, преподаватель МАРХИ и член Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры рассказал BERLOGOS про основные принципы бюро, архитектуру как науку, эксперименты и идеальный город.  

- Николай, почему у российского бюро немецкое название? Какие принципы, смысл и философия в него вложены?

- Дело в том, что мы в своей работе создаём такое пространство, за которое можем нести эстетическую ответственность. Своими поступками, своей работой мы выстраиваем мир, в котором сами и живём. На самом деле, это что-то вроде оболочки, которую мы формируем вокруг себя. В нашем понимании это и есть маленький мир. Так называется наше бюро – Kleinewelt («маленький мир»). Но если Вам удобнее произносить это по-русски, можете это делать, я совершенно не обижусь (улыбается).

На самом деле, в России часто используют архитектурные и строительные термины, заимствованные из немецкого языка ещё со времён Петра. Такие слова, как штангенциркуль, масштаб, рейсшина и так далее, – это немецкие названия, однако они прижились в русской культурной традиции.

Кроме того, многие из нас учились, стажировались в Германии, кто-то учился в Москве у немецких профессоров. Ну и сам подход – дисциплинированность, чёткость, регулярность – нам свойственен. Поэтому мы так и называемся.

- Ваши коллеги стажировались и работали в Германии/ Швейцарии. Какие профессиональные подходы этих стран наиболее вам импонируют, переняли ли KleineweltArchitekten некоторые из них? 

- Конечно, переняли. Где бы мы ни находились, чем бы ни занимались, так или иначе все всегда что-то перенимают.

Мы совершенно не склонны думать, что швейцарская, немецкая, китайская или американская школы лучше или хуже российской школы. Они просто другие и абсолютно разные. И чем больше ты видишь каких-то различий, тем больше у тебя пространства для внутреннего эксперимента. И в этой ситуации, конечно же, это развивает тебя как профессионала.

Что касается конкретно швейцарской или немецкой школ, тут очень важен аналитически-исследовательский подход, который нам очень близок, очень нравится. Нам он кажется единственно обоснованным и возможным, потому что русский архитектурный взгляд всё-таки слишком сентиментальный и, наверное, слишком связан с какой-то рефлексией, подчас ничем не подкреплённой. Если абстрагироваться от некой поверхностности, то русский подход слишком, назовём его условно, эмоциональный.  Когда человек, находящийся в традиции русской школы, придумывает здание, он делает это исходя из своих собственных ощущений, эмоций, переживаний. Это не хорошо, не плохо, просто так бывает. То есть рука так повела, так красиво, так нравится, это вызывает у кого-то тёплые воспоминания, и поэтому так должно быть. Ты не можешь никому кроме себя объяснить, почему так должно быть, но при этом ты рисуешь вот такой вот фасад – я так вижу.

Нам этот подход кажется интересным, но странным, потому что в нашем понимании, на самом деле, в архитектурном подходе очень много от условной математики, на которую только потом может наложиться условная поэзия. И, как правило, в своей работе, в своих проектах мы стараемся гуманитарную нематериальную составляющую, связанную с контекстом, со средой, историей, с современным отношением к тому или иному месту и пр. перевести в ощутимую, материализованную плоскость. И мы точно знаем, на какой рефлексивный ответ мы рассчитываем.

В этом плане мы относимся к своей работе фактически как к научному исследованию. Собственно, в основе нашей концепции лежит наука, на которую потом накладывается что-то «ощущенческое». Сначала наука, сначала математика, цифры, огромное количество данных, исследований. Потом на эти данные, на сухую статистику, накладывается нечто очень тонкое и как раз зачастую необъяснимое. Условно,  первый слой – математический, второй – гуманитарный, потом это всё трансформируется в концепцию.

- Вы работали над проектом реконструкции бывшей фабрики-кухни и превращении её в бизнес-центр. Если мы рассмотрим гуманитарный слой, важным ли для вас было сохранение советского наследия?

- Задача, как всегда, была создать всё из ничего. Создать какую-то ценность из её отсутствия. Подход, о котором Вы сказали – сохранить старое или создать новое, мне кажется достаточно лукавой позицией. Что значит «сохранить старое» в сегодняшнем понимании? Это что сделать? Покрасить окна, двери, поменять дверные ручки, если они совсем отваливаются? То есть, если реставратор прикасается к какой-то старинной церкви, к старинному особняку, какому-то объекту культурного наследия, памятнику архитектуры, то, хотим мы этого или нет, получается современный объект, просто потому, что это прикосновение осуществлено сегодня, а не вчера и не в ХIX-м веке. В нём минимальная доля авторства, так как реставратор видит всегда в объекте не себя, а того человека, который, допустим, 200 лет назад был его автором.

Всё равно, поймите правильно: любая современная реставрация –  реставрация Лувра, французских замков, римских руин – делается сегодняшним человеком, автором. Или же это является объектом археологии, к которому никто не прикасается и с него можно только пылинки сдувать, и в этом его ценность, т.е. это артефакт в чистом виде, тогда к нему и нужно относиться как к объекту экспонирования, музейной ценности.

Что касается конкретно постройки на ул. Новокузнецкой, то мы старались в своём проекте разглядеть и подчеркнуть неизвестного автора, которого никому установить не удалось, так как проект был создан в одном из многочисленных домостроительных комбинатов в конце 1920-х гг. И конкретного автора ни один архивист уже не найдёт, хотя попытки такие были, и не только у нас.

БЦ на ул. Новокузнецкой, 7. Авторы: Kleinewelt Architekten

И, собственно, он даже не позиционируется как объект конструктивизма, просто мы считаем, что это конструктивизм, потому что в нём есть все присущие ему приёмы. Он сделан так не потому, что архитектор, его автор, в конце 20-х гг. сел и решил создать объект конструктивизма. Нет, просто тогда модно было так строить, это эстетика, которая витала на тот момент в воздухе. 

Когда мы стали этот вопрос изучать, нам показалось обидным, что объект конструктивизма как бы не знает, что он относится к этому стилю, возникла такая метафора. Поэтому для нас было важным подчеркнуть в этом здании его причастность к конструктивизму. Мы старались из этого исходить, провели исследование, вычленили для себя общие конструктивистские приёмы, как, например, большие окна, смелая структура фасада, лестница, которая работает больше не на внутреннее пространство, не на интерьер, а на экстерьер и на улицу. И, вычленив эти элементы, мы постарались подчеркнуть, артикулировать, раскрыть их. Поэтому моё отношение к этому объекту такое: это здание, созданное сейчас, это объект современной архитектуры, но в его предыстории кроется какой-то невероятный личный сюжет, связанный с прошлым.

БЦ на ул. Новокузнецкой, 7. Авторы: Kleinewelt Architekten. Фото: Анатолий Белов

БЦ на ул. Новокузнецкой, 7. Авторы: Kleinewelt Architekten. Фото: Илья Иванов

- Вы – член Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Тема Вашей кандидатской диссертации «История становления и развития органов охраны архитектурного наследия Москвы в контексте их взаимодействия с обществом в советский период (1917-1991)».  По Вашему мнению, взаимодействуют ли органы охраны архнаследия Москвы с обществом сегодня, ведь общество стало более открытым, нередко пассионарным в вопросах сохранения наследия?

- Ну, во-первых, это очень хорошо, что общество сейчас такое. Вообще, так было далеко не всегда. У нас впервые тема сохранения чего бы то ни было прозвучала как раз после революции, между прочим. То есть, сама постановка вопроса. Казалось бы, всегда что-то строили, что-то сохраняли. И нынешние доходные дома, я не говорю о более ранних постройках, огромное количество московских усадеб и московских церквей построено совершенно не на пустом месте, но почему-то такой вопрос раньше не стоял. Видимо, это просто в хозяйственном режиме всё решалось, то есть, если никто не против, то сносили, а потом строили. Сейчас это кажется кощунством, но в прежние времена и церкви разбирали и ставили новые, если так все решали – община,  приход, меценаты, город и пр. Поэтому,  собственно, это двуединый процесс.

Когда произошла череда невиданных по своему масштабу и варварству сносов, это вызвало реакцию общества. И хорошо, что она становится всё больше и больше, всё активнее и активнее. С другой стороны, зачастую здесь вопрос лежал и лежит совершенно не в сносе как таковом, а в том, что появляется на месте снесённых построек. Почему в прежние времена – в царской России, до революции – этот вопрос не стоял? Если что-то сносили, то всем было более-менее понятно: здание пришло в негодность, а на его месте построят что-то совершенно неплохое, совершенно небесполезное и далеко не самое ужасное. А зачастую строили  новый, красивый, прекрасный дом. Для этого приглашался хороший архитектор, и среда становилась только лучше.

Поэтому, с одной стороны, огромное количество сносов, с другой стороны, степень непрофессионализма со стороны современных проектировщиков привели к тому,  что здесь возникла точка кипения. Как я  к этому отношусь? Я вообще не вижу водораздела  в сегодняшней ситуации между теми, кто ратует за сохранение, и просто всеми остальными членами нормального сообщества. По сути, это дело каждого человека. Если мы являемся гражданами своей страны, своего города, участниками некого социума, то, конечно же, за нас никто не должен этого делать. Это наше дело – сохранять наш город, наше наследие.

- Расскажите, пожалуйста, о проекте винодельни в Гай-Кодзоре. Это, пожалуй, не самый распространённый тип объектов, над которым приходится работать. С какими особенностями, задачами, проблемами вы столкнулись?

- Проект, как мне кажется, получился, состоялся. Можно на него смотреть и получать удовольствие, это, наверное, самое главное. Какие были сложности? В любом проекте есть сложности. Всегда есть какие-то нюансы. С точки зрения архитектурной специфики – есть производственные технологии, моменты, связанные с местоположением этой постройки, потому что она находится в одной из самых южных точек нашей страны, в самом солнечном месте, невероятно красивом. Там практически всегда солнце, и мы эту тему исследовали, обыграли, и с помощью игры теней постарались внести внутрь жизнь, спроецировать внутрь этой винодельни орнаменты характерных локальных растений и цветов с помощью солнца. Тем самым создали некий диалог между зданием и окружающей средой. Также нам очень хотелось подчеркнуть тот уникальный ландшафт, рельеф, который там присутствует, и ни в коем случае его не нарушить. Надеюсь, что это получилось.

Винодельня в Гай-Кодзоре. Авторы: Kleinewelt Architekten

- На вашем сайте вы анонсировали исследование «идеальный город». На какой стадии оно сейчас находится?

- Это потому исследование, а не проект, что у него нет никакого заказчика, нет никакого дедлайна и нет никаких прогнозируемых для нас реперных точек. Это для нас именно эксперимент в чистом виде – образовательный, научный, который нам очень интересен с точки зрения постоянного погружения в ту часть профессии, которой нам очень не хватает, когда мы занимаемся практическими проектами каждый день. Это тот кейс, где мы исследуем общегуманитарные материи, я бы так сказал, которые для нас в целом очень важны. Для нас важно понять масштаб улиц, масштаб площади, масштаб переулка. По этому поводу написаны, разумеется, сотни статей, книг и т.д., но лично у меня не сложилось чёткого представления на этот счёт. И мне лично интересно понять, может ли быть здесь какой-то универсальный принцип. Скорее всего, его быть не может, но тогда мне хочется понять, какие принципы здесь могут быть вообще. И, соответственно, мы анализируем огромное количество разных ситуаций, площадок, кейсов, экспериментов в самых разных частях света, разных городах.

Исследование «Идеальный город»

И на фестивале «Зодчество» мы недавно представляли первые промежуточные итоги по четырём первым городам: Ванкуверу, Мельбурну, Вене, Сингапуру. Там действительно огромный пласт работ, который нам помогали выполнять партнёры проекта – вместе с нами работают, например: Александр Острогорский, бюро Habidatum, КБ23 и др. В рамках исследования каждый город  разбирался и анализировался досконально, по деталям. Разбирались структуры центра, периферии. Но это ещё не конец, мы на самом деле не знаем, чем он закончится. На то он и эксперимент. Собственно, когда физики, химики, биологи ставят какой-то эксперимент, они совершенно не знают, чем он завершится. Для этого он и делается.

 «Идеальный город». Экспозиция «Зодчество»

- Учёные – биологи, физики, химики, когда проводят свои эксперименты, ожидают какого-то результата, подтверждения гипотезы.  Есть ли у вас гипотеза и что будет, когда она подтвердится?

- Знаете, чтобы появилась научная гипотеза, нужно провести исследование, а потом эксперимент. Так строится любая научная работа. Сейчас мы находимся на стадии научного исследования. У нас есть предположения для того, чтобы мы выстроили определённую гипотезу, то есть определённый набор принципов, который, как нам кажется, может работать. Мы должны завершить свой этап исследования и тогда понять, сделать выводы в виде каких-то принципов. Сейчас мы проводим анализ самых разных ситуаций.

- Вопрос немного на будущее: когда вы закончите этап исследований, когда появится гипотеза, Вы бы хотели построить свой идеальный город?

- В своих проектах мы всегда стараемся строить что-то наподобие идеального города, как мы его сейчас понимаем. И очень надеемся, что те принципы и те выводы, которые мы сделаем в результате этого большого исследования, в дальнейшем и эксперимента, мы сможем транслировать на свои проекты или кто-то ещё сможет их транслировать. Потому что все эти данные, которые мы получим, в итоге, конечно же, будут общедоступны. Они принесут пользу не только нам, но и всем, кто размышляет на эту тему.

- А какими характеристиками обладает идеальный город, по Вашему мнению?

- Есть такие чисто градостроительные характеристики: размер площади, насыщенность и обеспеченность транспортом, или баланс транспорта и пешеходных зон, сколько должно быть в городе зелени. То есть, с одной стороны, это в большей степени инфраструктурная история. Инструкция «как создать идеальный город»: посадите тут, пожалуйста, побольше деревьев, создайте побольше бульваров, сделайте так, чтобы транспорт регулярно ходил, чтобы было чисто, чтобы фасады были красивые, чтобы было достаточно всевозможной инфраструктуры на первых этажах для людей – библиотеки, кафе, какие-то приятные места, где и происходит городская жизнь. А есть ещё какая-то нематериальная составляющая – это тоже нужно исследовать. Потому что, условно говоря,  можно взять идеальный по своему пространству и градостроительным характеристикам город, но вопрос дружелюбности или его отсутствия и какого-то морального комфорта в этом городе – это вопрос более сложный, но более важный. Нам тоже хочется понять, как среда, созданная архитекторами и градостроителями, влияет на мироощущение людей, на их повестку дня, на то, о чём они думают, в каком они пребывают настроении, кем они работают и чем живут, счастливы ли они. И как стиль жизни людей, поведение, их повестка дня влияют на окружающую среду. 

- Когда Вы приезжаете в новый город (российский или зарубежный), оцениваете ли Вы его с точки зрения пользователя: что удобно, что нет, что хотелось бы изменить/добавить? На основе личного опыта (не исследований), какой город из Вами посещённых близок к идеальному?

- Мне в большей степени нравятся северные европейские города, потому  что в них видна некая рукотворность. Если мы смотрим на римские города, великие города, сделанные нашими предками очень давно, то мы находимся в известной степени в разных мирах с ними, поэтому сложно их анализировать с точки зрения сегодняшнего дня. Понятно, что они прекрасны – Сиена, Падуя, Рим, Ливорно и пр. Но сложно транслировать эти кейсы на нашу жизнь. Я больше склонен проводить параллели, аналоги с такими городами, как Осло, Копенгаген, Хельсинки, Стокгольм, Гамбург, Амстердам отчасти. Это действительно прекрасные, очень комфортные города, которые сделаны в очень жёстких, в принципе, условиях. 

Текст: Виана де Баррос Татьяна

Комментарии

Оставить комментарий:

Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи.

Другие интервью

© 2010—2020 Berlogos.ru. Все права защищены Правовая информация Яндекс.Метрика design Создание сайта