Марина Сахарова: «У нас все остро индивидуально»

Марина Сахарова (М.С.) – организатор общественного движения «Реальная история»

Любовь Дёгтева (Л.Д.) – архитектор, участник проекта «Точка»

– Зимой этого года вышло изменение к закону о Едином государственном реестре недвижимости. Это как-то повлияло на ситуацию с сохранением памятников архитектуры?
Марина Сахарова: – Реестр – документ, который начал формироваться относительно недавно. Те здания, которые туда попали, автоматически поставлены на государственную охрану, ведь с выходом нового закона они не потеряли свою ценность. Но большинство памятников, содержащихся в перечне объектов культурного наследия, еще не включено в Реестр. Вообще, исходя из практики разных регионов, кроме, увы, нашего, должно быть два перечня: существующих объектов культурного наследия и выявленных объектов. В Свердловском регионе долгое время не было никакого перечня. Да и зачем, собственно говоря, нам памятники? Бывший главный архитектор города Михаил Вяткин постоянно говорил со всех телеканалов, что у нас 1200 объектов культурного наследия. Это было, мягко скажем, фальсификацией, которую мы и пытались публично обнаружить.
Собственно, общественное движение «Реальная история» возникло после того, как снесли Пассаж, и ни одна организация не предприняла никаких действий для сохранения наследия города. Когда мы собирались первый раз, то позвали всех, кто так или иначе был в теме, – это «Подельники», это Всероссийское общество охраны памятников и различные волонтерские организации. Тогда и было решено пройти и посмотреть все, что есть сейчас в Екатеринбурге, – хотя бы для того, чтобы в различных инстанциях не махать руками, а представлять реальные факты. В итоге выяснилось, что на 2012 год на территории Екатеринбурга имеется 445 объектов, поставленных на охрану, и 225 рядовых объектов, которые не выявлены и не занесены в перечень. Из 445 поставленных на охрану памятников сохранилось около 376, причем 98 из них находятся либо в аварийном состоянии, либо под угрозой сноса. Основной удар, конечно, пришелся на постройки XIX века. Гораздо страшнее ситуация с выявленными объектами: там, кажется, 132 здания из 225 относятся к XIX веку, из них на октябрь 2012 года сохранилось только 41. Согласитесь, что при таком раскладе бегать и кричать, что у нас 1200 объектов культурного наследия по меньшей мере странно. В конце концов, мы собрали пресс-конференцию, на которую пришли представители Министерства по управлению госимуществом. Вы знаете, что наш регион единственный в России, где охраной памятников занимается контора, нацеленная на максимальное извлечение прибыли из имущества? То есть, фактически совмещается несовместимое. Так вот, на конференции они предложили нам сотрудничество, но до сих пор эти слова остаются просто словами.

– Почти 100 зданий в аварийном состоянии. Не дешевле и не проще ли государству сносить такие здания, нежели реставрировать?
М.С.: – А разве у нас кто-то занимается реставрацией? В Екатеринбурге нет ни одного нормально отреставрированного здания. Только за время существования нашего движения из нескольких зданий умышлено были выселены арендаторы с целью последующей застройки этих территорий.
Любовь Дёгтева: – Более того, здания поджигают.

– Серьезно?
Л.Д.: – Прямо при мне был подожжен дом Елового (усадьба Ястребова). Причем в то же время состоялся форум высоток (форум небоскребов 100+ Forum Russia 2014. – Прим. ред.), на котором обсуждали как раз эту территорию, приведенную перед приездом важных лиц в полнейший упадок.
М.С.: – Еще пример: из усадьбы Жолобова арендаторов выселили в июле, а в августе устроили поджог в постройках. А ведь в этой усадьбе, как я совсем недавно узнала, было не только мебельное производство, но и конюшни купца Богатеева – заводчика лучших скакунов в области.

– Любовь, Вы представляете проект «Точка» и тоже входите в движение «Реальная история»?
Л.Д.: – Мы периодически участвуем в проектах и полностью поддерживаем идеологию движения.

– Мы с Вами встречались на одном из круглых столов, где Вы говорили о ДК «Профинтерн», памятнике конструктивизма, который внезапно утратил этот свой статус. Какова его судьба сейчас?
Л.Д.: – Судьба его абсолютно непонятна. С 2006 года здание находится в аварийном состоянии, в то время его передали Дому мира и дружбы (МИД), а у него денег на ремонт не нашлось. В 2012 году на данной территории был презентован проект высотного офисного здания, в связи с чем этой зимой МИД попросили удалиться из здания, ничего не объясняя. Буквально через несколько месяцев после этого ДК исключили из списка неотчуждаемых объектов. В комплексе все эти события наводят на вывод о том, что здание ждет плачевная участь.


Лента времени истории памятника архитектуры по ул. Володарского, 9

«Точка» вместе с «Реальной историей» прореагировали на все это акцией выражения недовольства, однако саму акцию поддержало очень небольшое количество человек, и осветить это событие тоже почему-то захотели немногие СМИ. У нас была идея переосмысления этого здания.


Новая жизнь ДК «Профинтерн» в представлении проекта «Точка»

Свердловский рок-клуб просуществовал в нем всего лишь пять лет, но при этом создал очень серьезную легенду. Кроме того, учитывая расположение здания в центре Екатеринбурга, учитывая, что это памятник конструктивизма, и что с ним связаны события, важные для культуры города, можно сказать, что у здания есть все шансы на жизнь.


ДК «Профинтерн», схема функционального зонирования 1-го этажа, предложенная проектом «Точка»


ДК «Профинтерн», схема функционального зонирования 2-го этажа, предложенная проектом «Точка»

С нашей идеей мы выступали на симпозиуме, посвященном, в том числе, и ДК «Профинтерна», но общественность отнеслась к проекту довольно скептически – прежде всего из-за экономической составляющей. Так что пока без серьезного бизнес-плана наша идея не получает поддержки.

– Со зданиями стало более-менее понятно, но меня не оставляет еще один вопрос: какой смысл в том, чтобы объявлять памятником только фрагмент здания? Например, как было в ситуации с «Пассажем», когда в перечне остался только его лестничный пролет. Это все равно, что объявить ценной в картине только улыбку Джоконды, а остальное залепить рекламными плакатами.
М.С.: – Люди торгуют профессиональной честью. Все делается тайно, тайно стряпаются документы. Предпринять что-то в этой ситуации почти нереально. Когда здание «Пассажа» расчистили, оно было просто прекрасно – единственный образец переходного этапа от модерна к конструктивизму. Все линии в нем настолько идеально сочетались, что не увидеть этого было просто нельзя.
Л.Д.: – Возможно, этого не понял бы обычный человек без соответствующего образования, но почувствовал бы точно.
М.С.: – Все-таки нашему городу очень везло на архитекторов. Я говорю о Михаиле Малахове и Константине Бобыкине. Бобыкин действительно чувствовал место и создал потрясающую архитектурную школу. И, конечно, «Пассаж», как одно из его творений, должен был быть обязательно сохранен.

– А не было ли попыток создать какой-то экспертный совет из культурологов, искусствоведов, архитекторов?
М.С.: – Мы предлагали создать такой совет, причем, дважды. Первый раз мы написали замминистра Артёму Богачёву, думая создать экспертизу на базе Министерства управления госимуществом. Он пригласил нас на пресс-конференцию, но ответ в итоге был отрицательным. Спустя некоторое время министр Алексей Пьянков внезапно для нас согласился создать такой совет. Вероятно, это было накануне выборов. Прошло масштабное собрание с экспертами из УралГАХА и УрФУ: архитекторами, юристами, историками, культурологами и т.д. Была сформирована рабочая группа для создания уставных документов. Опираясь на опыт других регионов, мы в итоге отправили все документы в МУГИСО. Нам пришел ответ, что, мол, у юристов есть некоторые замечания, да и Новый год близится, не до того. Позже новым оправданием стали отпуска, очередные праздники… Ответственность перекидывали с одного на другого, на третьего – в общем, вопрос оставался открытым. В конце концов, после долгих переписок нам ответили, что такой совет уже создан, и вопросов, требующих рассмотрения с его стороны, на данный момент нет.

– А в других регионах, стало быть, существуют экспертные советы?
М.С.: – Да, конечно! Это наш регион такой специфический, у нас все остро индивидуально.

– Возможно, просто не нашлось ставок?
М.С.: – Нет, все изначально было на общественных началах, что мы и прописали, конечно же, в документах. У нас ведь была и вторая попытка. Мы пошли к мэру, но не просто так, а с представителями культурной элиты города во главе с известной поэтессой Майей Никулиной. В этот раз мы предлагали создать совет при городской администрации. Господин Ройзман перепоручил решать этот вопрос Константину Киселёву, но до сих пор ответа нет.

– Не возникала ли в таком случае идея взять здания под опеку, как, например, это делают компании и предприниматели с животными в зоопарке?
М.С.: – Мы предлагали такой проект, он назывался «Мой любимый дом». На него откликнулись всего пара человек, среди которых – наверняка известный вам Саша Цариков. МУГИСО взяли проект в оборот, использовали в рекламных роликах по конструктивизму, и всё. В итоге я спрашивала Царикова про то здание, за которое он взялся, но Саша вскоре перестал мне отвечать.
Л.Д.: – Видите, чтобы откликались компании нужно уметь заинтересовать в первую очередь инвесторов, а для этого необходима хоть какая-то рекламная акция, которую волонтеры не могут себе просто так позволить.

– Хорошо, мы поговорили о настоящем и прошлом «Реальной истории». Хотелось бы понять, какова стратегия вашего движения?
М.С.: – Вообще, я по специальности градостроитель и раньше работала над проектами закрытых городов. Практически вся моя деятельность была связана с Ханты-Мансийским округом. Поэтому, когда я вернулась в Екатеринбург, меня сильно удивляло, как были перестроены улицы города, ведь можно было бы сделать удобно и при этом какую-то эстетику сохранить… В середине 2000-х ко мне обратились художники с тем, чтобы я разработала проект сохранения домов на улице Октябрьской революции. С этого момента у меня начались взаимоотношения с Главархитектурой города, и именно тогда я поняла, что здесь все иначе, чем в других регионах. В ХМАО был градсовет, собранный из специалистов разных городов: Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска и Екатеринбурга, который представляли мы. На самих советах все обсуждали, как сделать проект лучше, рассматривали подъезды к домам, ландшафтное устройство и т.п. Если и были какие-то недочеты, то на них указывали по-доброму, в форме советов, то есть было нормальное профессиональное обсуждение. А здесь, когда я была на заседаниях, просто орали, и всё. Два с половиной часа ора. Главный архитектор города Михаил Вяткин кидался на камеру, хотя съемка была разрешена. Со стороны Главархитектуры был представлен один планшет с видом на небоскреб. Я же принесла шесть листов со всеми чертежами по градостроительному кодексу, и в итоге всё показывали на моих чертежах. Я была поражена.

– А с новой властью что-то изменилось?
М.С.: – Нет. Молодой мальчик, разве он понимает что-то в градостроительстве?..

– Как минимум он помог проекту Белой башни: осваивается территория вокруг нее и создается единая культурная площадка.
М.С.: – А разве можно осваивать территорию башни? Когда Белая башня попала к «Подельникам», она была единственным объектом на территории Екатеринбурга, который имел оформленные охранные зоны. Предыдущий арендатор приватизировал эту землю, чтобы сохранить башню, а теперь в этих зонах идет строительство. Причем, если на тот момент, когда «Подельники» взяли объект в аренду, у них на сайте был вывешен проект охранных зон, то теперь этого проекта я там не увидела. Но я с этим, конечно, не разбиралась, у меня другие приоритеты.

– Какие же?
М.С.: – Наши приоритеты мы расставили еще в 2012 году – сохранить те районы исторической застройки, где еще есть следы архитектуры XIX века, а таких районов у нас осталось три. Зданий XVIII века в первоначальном виде у нас уже вообще нет, эта эпоха вычеркнута из истории Екатеринбурга полностью. Скоро, видимо, постройки XIX века тоже можно будет пересчитать по пальцам, особенно если говорить о тех зданиях, в которых сохранились интерьеры. Вот эти три района XIX века и, конечно же, конструктивизм и есть наши приоритеты.
На тот момент, когда мы создавали наш проект, то есть три года назад, перечня памятников конструктивизма не существовало вовсе. Проводились какие-то конференции, семинары, дни конструктивизма, но взять и составить список этих зданий с описанием их состояния никто не додумался. По счастью, к нам подключился Данила Леонтьев, который с энтузиазмом взялся за это дело, и уже в ноябре мы подали список в Думу. В итоге выяснилось, что на охрану поставлена только треть всех памятников культурного наследия. У нас ведь есть и целые архитектурные ансамбли – Городок чекистов, Городок юстиции, городская больница, – и лишь часть зданий в этих ансамблях находится сейчас под государственной охраной. Например, в Городке юстиции числятся пять объектов, из них охраняются два, а три остальных, в том числе и уникальный детский сад «Улитка», не замечены государством.

– То есть, их можно запросто снести и построить там, например, высотку?
М.С.: – Чего, собственно, и добиваются. На самом деле это вопрос такого градостроительного видения. Как-то я была на конференции, где выступал ректор УралГАХА Александр Стариков. Он говорил в частности, что этот список надо почистить и убрать здания, которые случайно попали туда. Я задала несколько вопросов, на которые не получила внятных ответов, а потом ко мне подошел профессор Анатолий Раскин с кафедры искусствоведения УрФУ и в ходе беседы сказал: «Вы понимаете, что у нас в городе вообще нет градостроителей?» Я-то понимаю…

– А почему, собственно, у нас их нет и какими они должны быть?
М.С.: – Тут нужно знать, в чем суть градостроительства. На эту тему говорят постоянно. Большинство считает, что она в генплане, но суть – в выявлении потенциала города. А сам потенциал состоит из обеспечения водой, электроэнергией, транспортом, из поддержания на приличном уровне экологии, из акцентирования внимания на исторической и культурно-эстетической составляющей.
Не менее важно и состояние городского сообщества. Все эти моменты должны быть учтены градостроителем. Судя по последним 20 годам в жизни города, можно говорить только о снижении потенциала. У нас большие проблемы с питьевой водой. Что с рекой Исеть? Она теперь просто сточная канава, а ведь была живой артерией города. Водоемы под угрозой, тот же Шарташ, где идет постоянная вырубка леса, а теперь еще и собираются строить кампус на 1000 гектаров. Вы представляете себе 1000 гектаров? Я объясню. Сейчас одна из самых больших огороженных зон – это огромная территория завода «Уралмаш», которая занимает площадь в 300 гектаров. А теперь представьте три таких участка вырубленных деревьев. При этом парки так малы, что их можно назвать разве что скверами. В Париже, где на меньшей, чем в Екатеринбурге, территории проживает такое же количество населения, каждый парк занимают площадь минимум в 15 гектаров, а у нас самый большой парк, 50-летия ВЛКСМ, – 15 гектаров. Если говорить, например, про электросети, то тут тоже проблемы. Огромные провода высоковольтных передач, которые должны быть закопаны, у нас висят, создавая своеобразную эстетику.
А что у нас с культурно-историческим потенциалом? Опять же явное снижение. Была проведена огромная работа по оценке архитектуры, и на сегодняшний день все объекты приходят в плачевный вид: идет застройка новыми объектами, а дискуссии в архитектурной среде и в Законодательном Собрании ничего не дают. Мы теряем ощущение места города в истории, эти нити нещадно обрываются, и, по моему мнению, мы уже пришли к точке невозврата: еще один шаг – и мы не сможем ничего повернуть вспять в развитии нашего города. Хотя я не считаю, что то, что происходит в Екатеринбурге, – это развитие. Это просто захват земли.