Дизайн: бизнес или творчество?

Вторая часть: Когда в бизнесе только мужчины.

Участники дискуссии:

Илья Юсупов – архитектор, художник, руководитель, Творческая мастерская «Диптих»

Игорь Кормачёв – дизайнер, руководитель, Архитектурная студия Кормачёва

Никита Жиляков – дизайнер интерьеров, руководитель, Мастерская Никиты Жилякова

Михаил Хусаинов – архитектор, руководитель, «Архитектурная студия Михаила Хусаинова»

Модератор круглого стола: Вероника Соковнина, филолог, журналист интернет-журнала BERLOGOS

Вероника Соковнина:

– Для начала давайте определимся в понятиях: что такое современный дизайн, и по каким правилам он живет?

Никита Жиляков:

– Дизайн решает задачи. Человек склонен к упорядочиванию даже в творческой сфере, а дизайн-проект – это и технология, и инструмент по решению задач, и возможность проявить себя творчески.

Игорь Кормачёв:

– Мы как-то слишком широко взяли. Я приведу пример, чтобы конкретизировать. Вот возьмем автомобиль какой-нибудь зарубежной марки, допустим, BMW – c каждой новой моделью технически мало, что меняется. С точки зрения потребителя качество улучшается незначительно: не было подогрева – появился, не было кнопочки регулировки – сделали. Что же тогда меняется? Дизайн. Именно он продается и становится двигателем торговли марки.

Илья Юсупов:

– Вот, взять нашу Ладу-Калину: зачем и для кого все это делается – непонятно. Для души, наверное. Может быть, и для людей пора что-то сделать?

Михаил Хусаинов:

– Иномарка находится в честных условиях конкуренции, и они вынуждены думать с утра до ночи, потому что если не продумать систему – от технологии до дизайна, то просто не заработаешь. А у нас Лада-Калина лоббируется государством, у нее масса льгот и она вне конкуренции. Вообще, важно понимать, о каком дизайне мы говорим: есть дизайн в промышленных масштабах, а есть штучный дизайн, эксклюзив. Там везде разные механизмы, разные подходы и разные расценки.

Игорь Кормачёв:

– Возможно, такого радикального деления нет, остаются еще промежуточные области дизайна. Хорошо живут те, кто делает на поток, еще лучше те, кто делает эксклюзив, ну а остальные прозябают.

Никита Жиляков:

– Ну, во всех областях дизайна есть такое. Кроме того, любой успешный человек может сегментировать свою деятельность и работать как со штучными брендами, так и с типовыми интерьерами. Все это будет качественный продукт и не известно даже, что больше денег принесет. Если человек способен на инсайды, значит, он может спрогнозировать спрос потребителя, организовать людей и создать систему.

Вероника Соковнина:

– В какой момент происходит монетизация труда дизайнера?

Игорь Кормачёв:

– Монетизация происходит буквально во время учебы. Дизайнер вращается в этой сфере и получает, так называемые, халтуры: допустим, один студент загулял и просит нарисовать за него проект. Другой вопрос – увеличение монетизации. Это процесс постепенный. Если ты хочешь сделать карьеру и профессионально расти, всегда надо работать по одному принципу – тебе заплатили рубль, ты сделай на два. Потом за эту работу ты уже сможешь брать два рубля, если твой продукт хорош, ты вправе повышать цену. Но сделать нужно будет на три!

Илья Юсупов:

– Человек, живущий дизайном, думающий дизайном, вкладывающийся в дизайн, свою работу сразу ориентирует на покупателя, автоматически оценивая свой труд. Тут все ясно – почему и зачем. Главное, ставить сделанное под сомнение, на вырост.

Михаил Хусаинов:

– То есть, быть в поиске наиболее правильного решения задачи. Человек творческий всегда находится в состоянии неудовлетворения, ему кажется, что он еще не нашел лучшее. А так как предела совершенству нет, то он пытается хотя бы максимально приблизиться.

Игорь Кормачёв:

– Да просто надо себя заставить не лажать. Если человек заставляет себя не лажать, то он в любом случае достигнет высот. Всегда будет недостаток времени, финансов, мотивации и нельзя позволить себе думать «здесь сделаю так, зато на следующем объекте выложусь максимально».

Михаил Хусаинов:

– Что значит «не лажать»?

Игорь Кормачёв:

– Ты видишь, что можешь сделать лучше, но по каким-то причинам не делаешь.

Михаил Хусаинов:

– А вдруг человек искренне думает, что не лажает, а со стороны посмотришь – лажает.

Игорь Кормачёв:

– Главное, чтобы внутреннее твое состояние было правильным, чтобы можно было уверенно сказать – я сделал все, что мог.

Вероника Соковнина:

– А можно ли сегодня выгодно работать с государством, разрабатывая, допустим, проекты для РЖД, Водоканал, Ростелеком, УрФУ? Выгодно и для дизайнера, и для заказчика.

Игорь Кормачёв:

– Вот нынешний дизайн МФЦ (показывает на смартфоне). Я считаю, что сделано очень не плохо, все понятно, продуманно, выполнено на хорошем уровне. Кто-то же это разрабатывал, значит, у федеральной структуры есть запрос на качественное оформление. Или пришел Герман Греф и сделал из Сбербанка конфетку, а мы теперь можем на Почте России увидеть дизайн Сбербанка 10 летней давности: окошечко, за которым сидят бабушки, стол с единственной пишущей ручкой... Можно работать только если существует запрос на дизайн со стороны государства. Если у РЖД этой потребности не возникает, то сотрудничать с ними бесполезно.

Михаил Хусаинов:

– Во-первых, объем заказов небольшой, а во-вторых, вся эта система работает с брендбуками. Мне налоговая предлагала заняться интерьером одного из отделений, выдали брендбук. У них кто-то в Москве разработал дизайн, сделал картинки и все, что нужно, – это просто адаптировать проект под здание. Но это тиражирование, а не высокий дизайн. Сколько таких структур, как МФЦ и налоговая... ну, штук 20, а частных клиентов – миллионы.

Игорь Кормачёв:

– Вообще, я считаю, что не надо везде делать дизайн. Нужен ли он, например, больнице или какой-нибудь районной клинике? Там главное – функционал. И вот эту алюминиевую ложку и золотую, инкрустированную бриллиантами, тоже делали дизайнеры, но будет ли это иметь значение, когда вы будете голодны?

Илья Юсупов:

– Дизайн нужен и больным и голодным. Сегодня застройщик работает исключительно в рамках своего бюджета, не думая о дальнейшей жизни этого здания и этого дизайна в развивающейся среде. Дизайн, как и современное искусство, всегда предполагает поиск новых путей, новой идеи, нового потенциала, а я этого не вижу в Екатеринбурге, за исключением единиц. Сверхзадача не решается, многие скатились до комплектации дорогой мебели в интерьере. Хорошо, если есть вкус и упрямство реализовать задуманное... хотя бы у одного, я имею в виду заказчика или исполнителя. Хотя, при одном найдется и второй!

Вероника Соковнина:

– Так, может, это как раз вина заказчика в том, что они скатились? Заказчику нужен китч, а они его за деньги поставляют.

Илья Юсупов:

– Да легко скатиться, если ты не думаешь, не фильтруешь все то, что воздействует на твой мозг.

Никита Жиляков:

– Тут все зависит от задачи. Появление доли искусства в дизайне интерьера – это тоже задача, сделать его функциональнее, технологичнее и т.д. – это всё задачи, а дизайн, по сути, является инструментом их решения. Есть же анекдот: – «Ваш дизайн – говно!» – «Но это дизайн говна», – «Тогда отлично». Дизайн интерьера строится на рынке и спросе, он не может быть оторван от того рынка, который есть сейчас. Существует даже мнение, что в будущем дизайнеров станет так много, что они займут место пролетариата. Их и сейчас уже немало. Будет такой пролетариат нашего времени, как сталевары, например.

Вероника Соковнина:

– А что это определит? Что они смогут заниматься творчеством и не думать о заказах, или, что в такой конкуренции придется все внимание сосредоточить на заработке?

Никита Жиляков:

– Вряд ли они смогут заработать большие деньги, потому что делаешь на три – получаешь два, как мы говорили. Сейчас рынка фактически нет, критериев нет, ты сам это все создаешь и задаешь. А те люди, для которых ты это делаешь, зачастую не понимают на три ты сделал или на два, оценить не могут.

Игорь Кормачёв:

– Знаете, я стоял у истоков дизайна в области ресторанного дела. 10 лет назад это еще были столовые. Появилось несколько хороших интерьеров и уже заказчик говорит: «сходи в тот и в тот ресторан, посмотри, как у них и сделай еще лучше». И согласитесь, сейчас уровень интерьеров общественных заведений очень серьезно вырос. Появился спрос на хороший дизайн. А если у наших застройщиков нет этого спроса, то только потому, что они понимают – это все равно продастся. Там нет дизайна и нет конкуренции.

Никита Жиляков:

– По общественным интерьерам гораздо проще понять, где успех, а где неуспех, где какая задача ставилась и как она реализовалась. В жилых интерьерах проследить задачу довольно сложно. Если в общественном интерьере дизайн – это, скорее, результат, а процесс – это уже его жизнь после всех работ, то в частном дизайне – это в первую очередь процесс, процесс общения с заказчиком, понимания его привычек, вкусов и т.п. В частном интерьере творчество начинается только, когда ты решил задачи клиента, тогда можешь уже что-нибудь чуть-чуть добавить от себя.

Михаил Хусаинов:

– Я не понимаю этого деления на свои задачи и задачи заказчика – они решаются параллельно. Конечно, ты формируешь какой-то функционал для заказчика, но это не значит, что ты сначала решаешь его задачи, чтобы потом что-то свое сотворить.

Вероника Соковнина:

– Хорошо. Бывает ли так, что дизайнер делает пародию на самого себя, повторяя свой удачный денежный проект?

Игорь Кормачёв:

– У всех есть такой грешок. Вообще, это называется почерк. То есть, берутся какие-то удачные приемы и воплощаются в новом проекте. Условно говоря, у каждого свой словарный запас, но используем мы его для разных тем. Хотя, конечно, бывают те, кто шаблоны штампует.

Никита Жиляков:

– Ну, это уже ремесленничество.

Вероника Соковнина:

– А если дизайнер делает пародию на чужой почерк ради, условно говоря, быстрых денег?

Михаил Хусаинов:

– Те, кто находятся в стадии поиска, могут попробовать что-то скопировать, но это никогда не получится в полной мере, потому что человек, который занимается копированием, не понимает всего тонкого механизма создания, он просто берет какие-то внешние вещи. Он никогда не создаст ауру, атмосферу оригинала. Да, вероятно, он сможет заработать на этом, но те, кто разбираются, будут считывать ложь.

Игорь Кормачёв:

– В зависимости от задачи. Я знаю множество случаев, когда рестораторы говорили, давайте возьмем оттуда, и оттуда, и перенесем к нам.

Михаил Хусаинов:

– У каждого дизайнера – свой клиент. Если клиента устраивает, что ему из шаблонов создают интерьер и за вечер могут что-то состряпать за копейки, то почему бы и нет.

Игорь Кормачёв:

– Это знаете, все зависит от того, есть цензор или его нет. Отличные советские режиссеры в 90-е наснимали барахла – почему? Потому что не было никакой цензуры, пропускали все.

Вероника Соковнина:

– А сейчас кто цензор?

Игорь Кормачёв:

– Городской совет?

Михаил Хусаинов:

– Да не работает это. За рубежом почему не возможна такая вакханалия в плане городской архитектуры, как у нас сейчас? Потому что там эта система отборов, и проектных конкурсов отлажена. А у нас нет предохранителя.

Игорь Кормачёв:

– Да о какой системе здесь может идти речь, когда все эти комиссии – способ борьбы с конкурентами. Как можно напротив УралГАХА построить торговый центр? А в центре города как можно допустить построить такое?

Никита Жиляков:

– Ты про Пассаж что ли?

Илья Юсупов:

– Это сморщенная изюминка нашего города.

Никита Жиляков:

– Это просто – сморщенная.

Вероника Соковнина:

– Вы бы отказались от такого проекта?

Игорь Кормачёв:

– Я бы с большой вероятностью отказался, да.

Никита Жиляков:

– Во-первых, нам не предложили, мы не знаем, какие там условия. Может быть, Илье бы предложили, он бы перестал быть художником. От того, что мы художники, мы же не стали питаться святым духом, конечно, деньги всех мотивируют.

Вероника Соковнина:

– В таком случае, бывают ли проекты, которые вы делаете только ради своего удовольствия, возможно, даже в стол, а не на продажу?

Игорь Кормачёв:

– Есть такие проекты, которые я делаю для себя в рамках моей компании. Из последнего, к примеру, я сделал дом шириной в три метра. У меня была идея, мне было интересно ее реализовать, и изначально это не было коммерческим проектом. Потом я ее выставил в магазин, но считай, что она в столе, так как ее никто не купил.

Илья Юсупов:

– Все творческие проекты – от свободных денег. Не от свободного времени, а именно денег. Для меня свободное время – это еще большая несвобода в творчестве.

МихаилХусаинов:

– Зачем делать в стол, если есть клиент, которому нужно мое творчество, и он готов платить за это?

Илья Юсупов:

– Хорошо, а чем ты занимаешься, когда клиента нет?

Михаил Хусаинов:

– У меня, вроде бы, всегда он есть.

Вероника Соковнина:

– Тогда получается, что компромисс между коммерцией и чистым творчеством все-таки существует?

Игорь Кормачёв:

– Тут разные посылы: я зарабатываю деньги и творю, чтобы заработать, или я зарабатываю, чтобы творить.

Илья Юсупов:

– Если творишь с института, стало быть, и работаешь по творческой линии, зарабатывая деньги именно творчеством. Идеальный вариант, думаю.

Игорь Кормачёв:

– Ну, можно называть, как угодно, но факт остается фактом.

Илья Юсупов:

– Мы вот говорим-говорим про наживу, проекты, механизмы, но почему-то ни разу не сказали про то, что каждый из нас чувствует. Что мы все получаем от дизайна...

Игорь Кормачёв:

– Я скажу так: каждый из нас получает то, что он сам хочет. Мы просто не можем себе в этом признаться. Если ты послал заказчика, значит тебе важнее твое духовное спокойствие, чем деньги. Если тебе важны были бы бабки, то никого бы ты никуда не послал.

Илья Юсупов:

– Тогда какой смысл вообще встречаться с клиентом, если мне важнее мое спокойствие и мое творчество? Сиди тихо, делай работы в стол.

Игорь Кормачёв:

– А почему нет? Ван Гог вот нарисовал за свою жизни тысячи картин, каждый день рисовал, а продал только одну. У него была потребность творить, и ему было на все плевать. Мы все получаем то, что хотим.

Михаил Хусаинов:

– А жил на что?

Игорь Кормачёв:

– Его то ли брат, то ли сестра содержали.

Михаил Хусаинов:

– Ну, вот не всем так везет. Потребность и возможность все-таки должны сойтись.

Смотрите также:

Дизайн: бизнес или творчество? Первая часть: когда в бизнесе только девушки